Подводить итоги, анализируя прошлое, я не люблю. Но про этот год напишу. Слишком уж он выламывается из предыдущих лет, которые и так у нас в стране были, скажем так, своеобразными. Но этот 2020-й. Для меня он стал годом потерь, смертей, боли, горечи, сочувствия, восхищения и благодарности. И, к сожалению, не стал годом надежды.
Не понимаю тех, кто может, подводя итоги, давая интервью или создавая тексты, ни словом не упомянуть COVID-19, а говорить только о высоком и общем.
Словно и нет пандемии, нет смертей, нет напряжения сил всех систем здравоохранения и практически всех экономик мира.
Эпидемия настолько обнажила хрупкость всего того, что казалось привычным — открытых границ, достижений долголетия, самой человеческой жизни.
Я помню конец 2019-го, новости из Китая. А потом, в начале нынешнего уходящего года — из Европы. Все это — пустые улицы, смерти на ИВЛ в реанимациях, лица медиков с глубокими травмирующими полосами от СИЗов — казалось нереальным.
И когда в России начался весенний локдаун с опустевшим Петербургом — с поиском компьютеров и планшетов школьникам для дистанционки (как у нас оказалось, много семей, где у детей не было своего смартфона, планшета, ноутбука), с первыми очередями скорых у больниц и при этом с нещадной фейсбучной руганью между теми, кто осознавал опасность и теми, кто кричал про «не страшнее гриппа» —
Я зачем-то начала каждый день на своей странице в соцсети публиковать сводки, всю информацию, которая приходила мне, как журналисту в почту — о перепрофилировании стационаров, о полезных телефонах, о волонтерах Как-то само собой получилось.
Заболевших становилось больше по всей стране, но официально эпидемию не объявляли, чрезвычайного положения тоже. Недокарантин, непонятная история. Вроде опасность есть, а вроде нет. Потому что правды не добиться. Если только громко не закричать, как сделали медики Покровской больницы, записав видео о том, что у них нет средств индивидуальной защиты.
Маски, защитные костюмы, антисептики — не было, не были ничего. Вот как так? Видели же опыт Китая и Европы, но пока развернулись, да еще сначала с правительственным постановлением, которое фактически вводило монополию, а потом с отменой того постановления новым, сколько потеряли жизней? Мы всегда так воюем…
Я помню, как начали собирать деньги на СИЗы — благотворительные фонды, просто люди, депутат Борис Вишневский с помощниками, «Альянс врачей».
Как начались смерти — про самую первую смерть пациента в Боткинской объявил Беглов. Мы стояли тогда еще тесной толпой журналистов (все без масок, да), на подходе в Центре Алмазова. И губернатор сказал про смерть пациента. Там было плохо со связью, и эту новость было никак не передать. Теперь каждый день таких смертей семь десятков и больше…
Я помню, как начали умирать медики. И как Ира Маслова написала мне, что надо укрепить напротив комздрава таблички с фото погибших. Так началась для города и лично для нас стена памяти.
Я помню, как остро встала проблема беззащитных людей в психоневрологических интернатах — заболевших проживающих и персонала. Мы писали про это. И однажды после одного из текстов мне далеко за полночь звонила санитарочка, она к тому времени лежала в Ленэкспо, у нее был хриплый ковидный голос. Она звонила и умоляла снять текст, потому что жалеет, что рассказала мне, как они там в Интернате остались один на один с эпидемией, боится, что теперь уволят.
Страх, страх, наш постоянный спутник. У многих страх быть уволенными оказался сильнее даже, чем страх пойти на работу без средств защиты.
Весна локдауна переходила в лето с голосованием и парадом, с возвращением части стационаров к нековидной работе, с общероссийскими доносящимися из бункера реляциями о «победе над коронавирусом», с неимоверно увеличившейся стеной памяти на Малой Садовой. С горем тех, кто потерял близких и скептическим отношением к происходящему тех, кто до сих пор придерживался мысли про «не страшнее гриппа». Осенью многих скептиков накроет второй волной и даже захлестнет.
К чести города, несмотря на все косяки и проблемы, кривую статистику и беспрецедентную информационную закрытость, был сделан вернейший шаг — созданы новые госпитали, чтобы подготовиться к осени. Но, как мы видим, число заболевших, нуждавшихся в госпитализации, оказалось таким, что город несколько раз подходил к черте, когда коек практически не оставалось, а скорая горько шутила, что «в больницах остались только стоячие места»…
В соцсетях осенью обострились войны «остроконечников и тупоконечников» — сторонников и противников масок, а также сторонников вакцинации и антипрививочников.
Между тем медики выгорают, смертельно устают в этой битве, которая продолжается.
Весной мы рассуждали о «новой реальности», теперь мы живем в этой рутине, вошли в новогодний локдаун. Ничего не закончилось, нет итогов, есть ситуация, которую нам всем надо прожить и в следующем 2021 году.
