Истории

Бездомный инвалид на улице обречен

В сияющей и благополучной Москве некоторые особо ретивые муниципальные депутаты развернули крестовый поход против петербургской «Ночлежки»: с доносами, в которых требуют признать организацию иноагентом. В Петербурге смотрят на это с недоумением и брезгливостью — в нашем городе давно уже говорят не «бомж», а бездомный человек.

В пользу «Ночлежки» дает концерты Борис Гребенщиков, а петербуржцы скоро снова начнут собирать новогодние подарки в рамках акции «Мандаринка и тушенка». За почти три десятилетия в городе сложилась культура помощи бездомным людям.

Кроме «Ночлежки» ее создавали и другие организации, в том числе и «Мальтийская служба помощи», в которой есть самый большой в городе приют для бездомных инвалидов.

Михаил Калашников — менеджер по развитию «Мальтийской службы помощи» — подхватывает нас с Женей Горбуновой на углу улицы Жуковского и Литейного проспекта — мы забегали ко мне в музей, где я забрала свитера для бездомных, которые принесли добрые люди.

m12.jpg

Женя с фотоаппаратом и пакетом со свитерами, я с сумкой с продуктами и стаканчиком горячего кофе to go — кофе я хочу успеть довезти до Мальтийской палатки неостывшим.

Пока едем, обсуждаем с Михаилом последние события. Вот старожил еще Синопской набережной (где когда-то, еще до Боровой улицы, располагался приют «Ночлежки») 69-летний Валерий Альбертович Самаркин спустя 27 лет бездомной и бездокументной жизни в Петербурге присягнул на верность России и через месяц получит-таки паспорт гражданина Российской Федерации.

Самаркин приехал в наш город из Узбекистана с паспортом гражданина СССР, паспорт потерял, был бездомным, потом сломал шейку бедра, передвигался на костылях. Его приютом стала Мальтийская палатка на Коломяжском проспекте. Калашников говорит, что благодарить надо сотрудников «Ночлежки», которые буквально годами занимались делом Самаркина, списываясь с Узбекистаном, отправляя запросы, сопровождая человека в различные присутственные места.

На самом деле, если у человека запутанная жизненная история, нет никаких документов, нет гражданства ни одного из существующих ныне государств, да еще и со здоровьем проблемы, то выправить ему документы — целая эпопея. Начиная с того, что надо установить личность человека, то есть найти и привести к специалистам паспортной службы несколько человек, которые смогут подтвердить личность.

Иногда только на одно это уходят месяцы, а на то, чтобы те государства, из которых прибыл бездомный, но гражданином которых он не является, официально сказали «нет, он не наш гражданин», — тоже месяцы. И еще много другой бюрократической волокиты. А если человек сам плохо передвигается и нуждается в сопровождении, то дело еще усложняется.

Спрашиваю Калашникова еще об одной проблеме: меньше ли стали выкидывать на улицу из больниц бездомных — ампутантов, с переломами, нейропатией, инсультами. Помню, позапрошлым летом просто вал какой-то был. Калашников говорит, что теперь стало культурнее — из стационаров звонят в Мальтийскую службу помощи, просят забрать человека.

«Палатка наша не резиновая, — говорит Михаил. — Но я всегда еду, смотрю — иногда бывает, что человек совершенно парализованный, „ходит“ под себя, и голова не работает — с таким нам однозначно не справиться, у нас нет сил и возможностей, да и в палатке нашей сорок человек на двухэтажных кроватях, вряд ли это будет всем удобно и хорошо».

Да, такие тяжелейшие случаи «Мальтийская служба помощи» не может потянуть, но люди на колясках, на костылях, в гипсе, ампутанты — именно эти люди живут в палатке. Именно к ним дважды в неделю приезжают волонтеры проекта «Благотворительная больница». Они делают перевязки, следят за общим состоянием, следят, если человек выписан из больницы, чтобы выполнял назначения, хотя бы таблетки принимал. Калашников говорит, что с появлением «Благотворительной больницы» хотя бы одна головная боль ушла — где взять самые необходимые лекарства и перевязочные материалы.

Михаил говорит, что когда «мальтийцы» вынуждены отказываться, то больницы потом отправляют людей на отделения сестринского ухода, но там очередь от полугода и больше. А если «мальтийцы» берут такого бездомного инвалида, то больницы сами своим транспортом человека привозят. И тогда начинается эта эпопея — по восстановлению документов, устройству в социальные учреждения. «Но с эпилепсией, с калостомой не берут нигде, — говорит Михаил. — А бездомный инвалид на улице обречен — замерзнет».

Палатка «мальтийцев» развернута на Коломяжском, 6а, с 2009 года — сначала как пункт обогрева, а потом уже она стала стационарной, потому что этим бездомным инвалидам некуда идти. За этот год через приют на Коломяжском уже прошло 120 человек. Кого-то удалось отправить домой, туда, откуда человек приехал в Петербург, кого-то устроить в интернат для престарелых.

Калашников никогда не произносит пафосных слов типа «все мы люди, и мы каждому должны протянуть руку помощи». Он говорит об алкоголизме многих из тех, кто попадает в палатку, о том, что они теряли документы, что образ жизни многих был далек от добропорядочного. Но в данном случае мы работаем с каждым — по мере сил лечим, помогаем с документами, показываем, что есть альтернатива жизни на улице.

Да, в Мальтийской палатке нельзя употреблять наркотики и спиртные напитки. Запрещено строго. Недавно Михаилу звонили из одной больницы — просили забрать пациента. Это оказался человек, который уже был здесь, в палатке на Коломяжском, но его попросили вежливо — потому что напился. И вот теперь он снова в больнице, он замерзал на улице. Понятно, что палатка его снова примет. То есть шанс выпал еще раз. Не пить, восстановить документы, решать свою судьбу.

Мы доехали, кофе в стаканчике не остыл. Я везла его для Алексея Никонорова — бездомного диджея из Эстонии, про которого мы не раз уже писали. Этот человек, просрочивший серый паспорт негражданина, жил в Петербурге с 1999 года, в 2009 году заболел рассеянным склерозом, потом лишился работы, не стало возможности оплачивать съемное жилье. Две недели прожил в парадной дома, где до этого 14 лет снимал квартиру, затем жил в общежитии, а потом ему было некуда идти. Второй год Алексей в мальтийской палатке. Сейчас он прошел процесс идентификации личности и должен получить свой первый в России документ. Что он — Алексей Никоноров — существует на этом свете.

В Эстонию он уехать не может — его отец не дает приглашения, не идет на контакт. А без этого документа страна, где он родился, Никонорова не примет. Поэтому сейчас ничего другого не остается, как идти по пути получения российского гражданства.

В палатке тусклый свет, на одной из коек сидит молодая кошка Дуся — родившаяся этим летом во дворе приюта. Почти все койки заполнены. Сел на кровати, пытается что-то сказать пожилой Самаркин, тянется к костылям. Разобрать его речь трудно, слышу лишь, что ругается про «присягу», вспоминает армию и то, что верой и правдой когда-то служил Советскому Союзу.

Проект создан при поддержке гранта Санкт-Петербурга.

share
print